Нам кажется, что стихи на бумаге сочинялись всегда, однако были времена, когда лирический экстаз побуждал человека выражать свои чувства без возможности зафиксировать их. Сегодня мы обращаемся к фольклорной архаике сочинительства, запечатлев авангардистский процесс рождения стихотворения на видеокамеру, когда происходит «сверхчувственное прозрение мира при нашем внутреннем участии [Набоков 2000: 484]».
Можно ли такие стихотворения перенести на бумагу и предъявить им требования, как к привычному тексту? Кто является соавтором стихов, написанных в особом пространстве Петербурга? Возможно, это некий творец, вместе с Петром Великим создававший образ города, гений места, чьё духовное сотворчество отображено в граните, бронзе, на полотнах художниках, в произведениях музыки и литературы. Импровизация персонажа А. Пушкина из «Египетских ночей» продолжается как видеотекст, где присутствует окружающий мир, как запечатлеваемый, так незримо оказывающий влияние на снимающего. Рождается особое состояние, попытка слиться с миром и создание барьера от полного растворения и потери осмысленной речи. Это внезапно воскрешаемая тяжба между Дионисом и Аполлоном, мифологическими героями Петрополя. Однако сама гармонизация звуков в стихи не лишена драматизма, «подобно тому как «аполлоновскому» противостоит «дионисийское», так и в самом «аполлоновском» немало внутренних соблазнов, которые в более глубоком смысле можно было бы понимать как некоторую из своих собственных корней произрастающую двойственность, хорошо известную определенному типу поэтов и их поэзии и позволяющую, кажется, понимать ее как своего рода индукцию «дионисийского» начала в «аполлоновском» пространстве [Топоров 2004: 89]».
Окружающее пространство является карнавальным, ибо оно участвует в создании мерцающей лишней речи, меняя свои свойства. Всё вокруг — это умирающий миг времени, материя в стадии распадка, Нарцисс, не узнающий себя в отражении. Это карнавал вечной осени даже весной. «Лишь поскольку гений в акте художественного порождения сливается с тем Первохудожником мира, он и знает кое-что о вечной сущности искусства, ибо в этом последнем состоянии он чудесным образом уподобляется жуткому образу сказки, умеющему оборачивать глаза и смотреть на самого себя; теперь он в одно и то же время субъект и объект, в одно и то же время поэт, актёр и зритель [Ницше 2013: 39]». Зрительные образы сливаются с символическими, так, кроны подлинных деревьев словно нашептывают слова и напоминают о древе мира, проходящем через Санкт-Петербург.
На первый взгляд, видеоипровизация обладает всеми чертами обычного стихотворения. В ней могут быть перекрёстные и парная рифмовка, мужские, женские и дактиллические рифмы. Однако задача создать сразу, без паузы законченное стихотворение мобилизует сочинителя, стихотворение может показаться слишком абстрактным или наоборот чересчур простым для привычного восприятия. Эпитеты требуют раздумий, поэтому определения в мимолетном стихотворении могут быть гротескными или стёртыми. Анжамбеманы являются выходом в том случае, если не получается закончить строфу. При переносе стиха на бумагу теряется ощущение пристального взгляда извне глазка видеокамеры. Голос, звучащий со стороны или в сознании диктует интонацию и позволяет сгладить неточную рифму. Происходит эффект второго сочинения, расшифровки, часто приходится вслушиваться и вспоминать мимолётный замысел, где условно рифмуется «я» сегодняшнее с «я» прежним. При изменении знаков препинания существенно меняется смысл, решается задача расслышать первоначальную речь.
Сочиняемые мгновенно стихи имеют свою систему ограничений и относительную свободу от привычных табу. «В реальном  же  движении текстов максимальное «расшатывание» запретов  на одном уровне сопровождается максимальным соблюдением  их на  другом [Лотман 1972: 95]». Так вырабатывается новый язык «быстрого» мышления с неологизмами. Рождается кронописьмо видеоимпровизации — от слов Кронос, ограничивающего начала, крона небесного древа и письмо (также кроновязь, кронопоэтика). Новые слова говорят об ином языке, отражении событий другим «я», полностью неразгаданным, за маской которого скрывается авторское и внеперсональное начало одновременно. Поэт идёт по стопам Евгения из «Медного всадника» и преследуем Первостроителем, вопрошая о том же, о чём задавались вопросы в течение трёх веков. Сегодня это осуществляется с помощью видеозаписи, где языку вопрошающего негласно ответствует Медный кумир. Это драматический диалог при многих свидетелях, не воспринимающих сути происходящего, отчасти проявленный в лирическом отрывке, побуждающий перелагать на человеческий голос речь города, которая не умолкает ни на мгновение. Видеоимпровизация — пограничный жанр маргинального пространства, чей автор — персонаж творческих грёз в той же мере, в какой он является человеком своего времени.

1. Лотман М.Ю. Анализ поэтического текста. Структура стиха. — Л.: Просвещение. 1972. – 272 с.
2. Набоков В.В. Владимир. Дар // Собр. соч. русского периода: В 5 т. СПб.: «Симпозиум», 2000. Т. 4. — 784 с.
3. Ницше Фридрих. Рождение трагедии из духа музыки // Малое собр. соч. СПб.: Азбука, азбука-Аттикус. 2013. — 1056 с.
4. Топоров В.Н. Из истории петербургского аполлинизма: его золотые дни и его крушение. — М.: ОГИ, 2004. — 264 с.