LI Международная научная филологическая конференция имени Людмилы Алексеевны Вербицкой

Ной и Иафет в ораторской прозе Феофана Прокоповича и Стефана Яворского / Noah and Japheth in the oratorical prose of Feofan Prokopovich and Stefan Yavorsky

Евгений Михайлович Матвеев
Докладчик
независимый исследователь

онлайн
2023-03-16
17:00 - 17:30

Ключевые слова, аннотация

В настоящей статье исследуется функционирование имен Ной и Иафет в ораторской прозе главных проповедников петровской эпохи  Феофана Прокоповича и Стефана Яворского. На основании анализа имеющихся контекстов выдвинуто предположение о том, какая семантика, вероятно, скрывалась за уподоблением Петра I Иафету в «Слове на погребение Петра Великого» (1725) Феофана Прокоповича.
Петровская эпоха, литературная ономастика, ораторская проза, Феофан Прокопович, Стефан Яворский
This article focuses on the functioning of the names Noah and Japheth in the oratorical prose of the main preachers of the Petrine era – Feofan Prokopovich and Stefan Yavorsky. Based on the analysis of the available contexts, an assumption was made about what semantics was probably hidden behind the likening of Peter I to Japheth in Feofan Prokopovich’s «Sermon on the Burial of Peter the Great» (1725).
Petrine era, literary onomastics, oratorical prose, Feofan Prokopovich, Stefan Yavorsky.

Тезисы

1. В знаменитом «Слове на погребение Петра Великого», произнесенном в день похорон Петра I 8 марта 1725 г. в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга, Феофан Прокопович, с соответствии с длительной традицией использования имен собственных в риторических целях, сопоставляет Петра с такими библейскими персонажами, как Сампсон, Иафет, Моисей, Соломон и Давид. К этому ряду примыкает и одно сопоставление с небиблейским героем – императором Византийской империи Константином Великим. Обратим внимание на второе уподобление ряда: «Се твой первый, о Россие, Иафет, неслыханное в тебе от века дело совершивший, строение и плавание карабельное, новый в свете флот, но и старым не уступающий, как над чаяние, так вышше удивления всея селенныя, и отверзе тебе путь во вся концы земли и простре силу и славу твою до последних окиана, до предел пользы твоея, до предел, правдою полагаемых, власть же твоея державы, прежде и на земли зыблющуюся, ныне и на мори крепкую и постоянную сотворил». Иафет, согласно Библии, — младший сын Ноя, праведного патриарха, построившего ковчег перед Всемирным потопом. Возникает закономерный вопрос: почему Феофан, говоря о Петре как о строителе российского флота, уподобляет его не Ною, а его сыну — Иафету? Для того, чтобы прояснить, какие смыслы мог вкладывать оратор в это сопоставление, проследим за употреблением имен Ной и Иафет в ораторской прозе Феофана Прокоповича и его современника Стефана Яворского.
2. Насколько можно судить, в других проповедях самого Феофана имя Иафет больше не используется. Однако оно часто встречается в проповеди Стефана Яворского «Торжественная колесница путь сугубый» (1706). В ней Стефан задается вопросом о том, «откуду Московская страна нарицается Москвою». В соответствии с библейской картиной мира, автор проповеди обращается к трем библейским братьям (сыновьям Ноя) и акцентирует произошедшее после потопа «разделение обязанностей» между ними: «Преславный он первый по всемирном потопе патриарх Ное имеяше три сыны,  Сима, Афета и Хама; Сима убо благослови Ное и постави его быти молитвенника и жерца , Афета благослови и постави его быти властелина, Хама же прокляв, предаде его Симу и Афету в вечную работу и подданство». Далее автор утверждает, что один из сыновей Иафета, Мосох, стал прародителем московитов: «Москва убо от Мосоха, а Мосох откуду? Не от Хама, от негоже рабское племя прозябе, но от Афета, от него же чин владычествующих, аки благая отрасль от благаго корене произыде». Иафет воспринимается, с одной стороны, как властитель, властелин, с другой  как «отец россиян», наряду с киевским князем Владимиром. Однако далее в тексте проповеди Иафет описывается Стефаном не только как прародитель россиян (через сына Мосоха), но и как прародитель всех европейцев: «Афет бо благословением отца своего Ноя и жребием восприем Европу».
3. Имя Ной, разумеется, встречается у Стефана и Феофана в пересказах и интерпретациях библейского сюжета о Всемирном потопе. Но для нас особый интерес представляют случаи, когда имя Ной используется в проповедях в связи с образом Петра I. Эксплицитное уподобление Петра Ною при помощи перифразы Ной Российский встретилось у Стефана Яворского в «Слове в неделю пятьдесятницы». Имплицитное (скрытое) уподобление имеет место в том же слове, когда автор обращается к Святому Духу, сравнивая его с голубицей Ноевой: «Наипаче молим тя, параклите, Душе святый, буди ему <Петру I> и нам голубицею Ноевою». Выражение ‘Голубица Ноева означает здесь ‘вестник, приносящий хорошую весть’. Еще раз в таком же значении используется выражение в проповеди «Моисей Российский»: «Во время оной преславной виктории Полтавской был ту у нас ход и особливое набоженство в день Сретенской Богородицы, 23 дня июня; тогда на казании гласил яко грядущая к нам из Владимира Богородица, яко голубица Ноева, несет к нам ветвь масличную победоносную». Петр, таким образом, подспудно сопоставляется с Ноем, хотя основание этого сопоставления в тексте не выражено. Более явное уподобление Петра Ною встречается в «Слове похвальном о флоте российском» Феофана, где знаменитый ботик Петра («дедушка русского флота») соотнесен с Ноевым ковчегом: «Кто же не скажет, что малый ботик против флота есть, аки зерно против древа? А от того зерна возрасли сия великая, дивная, крылатая, оруженосная древеса. О ботик, позлащения достойный! Тщалися нецыи искать на горах Араратских доски ковчега Ноева; мой бы совет был ботик сей блюсти и хранити в сокровищах на незабвенную память последнему роду».            
4. Итак, анализ контекстов употребления библейских имен Ной и Иафет в ораторской прозе Стефана Яворского и Феофана Прокоповича показал, что имплицитное или эксплицитное уподобление Петра I Ною встречается у обоих авторов. Уподобление Петра Иафету в проповедях Стефана отсутствует, однако последний описывается Стефаном как властитель, прародитель московитов и прародитель всех европейцев. Представляется, что Феофан, сопоставляя с Иафетом в «Слове на погребение…» российского императора и европеизатора Петра I, учитывал смысловые обертоны, выраженные в проповеди своего предшественника. Сравнивая основателя российского флота с Иафетом, Феофан, в традициях барочной культуры, к которой он принадлежал, мог соединить два семантических пласта 
 простейший (Иафет  сын строителя ковчега, сам, вероятно, причастный к его созданию) и ассоциативный (российский император, который «прорубил окно в Европу», уподоблялся властителю и «первому европейцу» Иафету).
5. Интересно, что именно последняя коннотация имени Иафет возникает в поэзии конца XVIII века  в оде «На взятие Измаила» (1790) Г. Р. Державина: «… Росс рожден судьбою <…> Афинам возвратить Афину, / Град Константинов Константину / И мир Афету водворить». В поэтическом мире Державина предлагается возвратить град Константина Великого тому, кто им никогда не обладал  Константину Павловичу, «новому Константину». Антропоним Афет здесь используется в качестве антономазии и означает Европа, европейские народы’.