Кровожадность, жажда смерти и её культ в «Фарсалии»
Роман Александрович Тихонов
Докладчик
магистрант 1 курса
Humboldt-Universität zu Berlin
Humboldt-Universität zu Berlin
Классическая филология (онлайн)
2022-04-21
16:40 -
17:00
Ключевые слова, аннотация
Смерть занимает
очень значимое место в поэме Лукана, в которой мы находим не только крайнюю
жестокость и предельно детализированные описания смерти, но и сцену
некромантии, а также использование образности смерти по отношению к судьбе Рима
и свободе. В настоящем докладе, однако, рассматривается лишь один аспект
изображения смерти в поэме — отношение к ней разных персонажей, которое лаконично
можно было бы резюмировать так: кровожадность, жажда смерти и её культ.
Тезисы
В «Фарсалии» Лукан
отказывается от привычных для эпоса героических и возвышенных способов изображения
смерти, отдавая предпочтение предельной и крайне детализированной жестокости. В
то же время смерть в поэме становится своего рода предметом культа и почитания,
в двояком смысле: с одной стороны находятся Цезарь и его сторонники, охваченные
не вполне объяснимой и достигающей абсурдных пределов кровожадностью (или «amor mortis», как её
называет центурион Сцева), с другой — Помпей и его сторонники, а также нейтральные
граждане Рима, пылко жаждущие смерти, видя её как единственное спасение от
окружающих их ужасов, тогда как Катон, как кажется, воспринимает смерть как
своего рода отчаянный долг противников тирании и говорит о ней в выражениях, которые
могли бы быть применены к божеству (2-я и 9-я книга).
В настоящем докладе
рассматриваются несколько выдержек из «Фарсалии», связанных с отношением персонажей
поэмы к смерти. Сперва обсуждаются персонажи, стремящиеся умереть: Помпей,
Корнелия, помпеянские солдаты, Вултей и его цезарианские солдаты и, наконец, Катон
(в одном исследовании удачно названный «the lover of suicide»), который, однако, является частью этой
группы в своей особой манере.
Далее обсуждается
«цезарианская кровожадность». Лукан последовательно изображает самого Цезаря как
совершенного маньяка, упивающегося смертью как помпеянских, так и собственных
воинов — в докладе уделяется внимание особенно примечательным местам поэмы,
демонстрирующим это. Та же характеристика может быть применена к его центуриону
Сцеве, центральной фигуре боевой сцены в шестой книге, который сам признаётся в
своём «amore mortis». Здесь же рассмотрен околосуицидальный эпизод с Вултеем в 4-й книге, создающий
особенно сильный контраст между помпеянским стремлением умереть и цезарианской
кровожадностью.
Через эти образы
Лукан стремится создать картину истинного «funeris mundi», изобразить
переломный момент римской истории, настолько пропитанный всеобщим безумием и
жестокостью, что в его центре оказывается культ смерти — божества гражданской
войны, почитаемого всеми, но по-разному.