Рассказ о детстве как элемент автобиографизма появляется в мемуарном повествовании уже в XVII веке, однако неотъемлемой составляющей личной истории он становится благодаря Ж.-Ж. Руссо, который в «Исповеди» (1782) создает модель повествования о детстве. Описание детских лет у него задает тон всему повествованию, так как именно оно формирует образ героя автобиографии, акцентируя главные качества, которые предопределяют его характер и судьбу. У романтиков тема детства получает дальнейшее развитие, прирастая новыми смыслами. В ней воплощается извечный романтический конфликт между идеалом и действительностью, при этом детство предстает как самоценный отрезок жизни, а образ ребенка становится более индивидуализированным. Вслед за Руссо романтики творят культ детства как «золотого века», невинности, максимума потенциальных возможностей, которые будут утрачены по мере взросления.
Размышляя о формировании своей личности, о своем писательском предназначении, и Шатобриан в «Замогильных записках» (1848), и Жорж Санд в «Истории моей жизни» (1854-1855) особое внимание уделяют рассказу о детстве. Усваивая руссоистскую модель, они значительно развивают ее и модифицируют в соответствии со своими творческими установками. Оба обращают внимание на ситуации, маркирующие детство как невинную и безмятежную пору, исполненную ощущения тайны и волшебства. Это и чувство единения с природой, и замок как сказочный локус, и завораживающее зрелище открытого огня, и будоражащие детское воображение народные песни и легенды. При этом очевидны и существенные различия как в интерпретации личного опыта, так и в способах его художественного воссоздания. Шатобриан рисует в мемуарах образ одинокого скитальца, отмеченного печатью исключительности. Отсюда подчеркнутая отстраненность как от сверстников, так и от родителей, чья внешне почтительная, но уничтожающе объективная характеристика ужаснула современников писателя. Единство с природой, напротив, абсолютизируется: окружающий мир представляется райским садом, а цветущая яблоня превращается в образ воплощенного счастья. Воссоздаваемый в мемуарах мир детства исполнен поэзии и одновременно проникнут тоской о невозвратимо прошедшем времени. Жорж Санд, напротив, стремится создать универсальный образ детства, сравнивая свои воспоминания с позднейшими наблюдениями за своими детьми и внуками, а также апеллируя к читательскому опыту, скрупулезно воспроизводит разнообразный вещный мир, окружавший ее в раннем детстве, подробно описывает своих кукол, наряды, страсть к переодеванию, говорит об увлечении волшебными сказками.И если Шатобриан из всей биографии вычленяет отдельные периоды, важные для его личностного становления, то Жорж Санд вся жизнь с ее домашними хлопотами, болезнями и треволнениями представляется достойной воспроизведения.