Доклад посвящен той части наследия Томаса Бернхарда (1931–1989), которое наименее изучено западными германистами и не становилось предметом специального исследования в отечественной науке. Имя австрийского модерниста прочно связывается с его оригинальной драматургией и прозой: здесь он выступает как новатор, преобразующий, с одной стороны, взаимоотношение сцены, протагониста и речи, с другой — архитектонику и стилистическую ткань прозы. Лирика конца 1950 — начала 1960 гг. («Auf der Erde und in der Hölle», «In hora mortis» и др.), напротив, представляют собой попытку вернуться к каноническим жанрам синтетического характера — музыкально-литургическим формам псалма, а также речитатива, арии и хорала, составлявших структуру кантаты. Внимание Бернхарда к литургической музыке И. С. Баха отразилось не только в его вокальных опытах, но и в планировавшемся переиздания избранных кантат с собственным предисловием. Мотивная структура (жертвоприношение, воскресение мертвых, тщета бытия и др.), образы, связывающие литургию с циклической (народно-языческой в основе) жизнью природы, ритмико-интонационный и синтаксический рисунок — все эти элементы есть в лирике Бернхарда. Но в богоискательстве поэт достигает той степени свободы, которая отличает духовные опыты Рильке, Элиота, Тракля. Используя архитектонику и мотивику канонических жанров, он подрывает их изнутри, наполняет экзистенциально-бунтарским пафосом, превращая традиционалистский инструментарий в орудие деконструкции. Важным следствием диалога с музыкальным барокко стала разработка уникальной манеры, основанной на формализации повтора (лексического, грамматического, синтаксического), в «инструментализации» вокальной полифонии, сближающей зрелого Бернхарда-прозаика с поздним Бахом — автором фуг, воплощенной «абсолютной музыки».