Февральская минея четья 1-й четверти XV в. (РГБ ф. 173 № 92; далее — Мин. XV в.) является уникальной, так как это самый ранний сохранившийся список миней-четьих за февраль. Одним из важнейших пластов при изучении текста является лексический. В настоящее время большое внимание уделяется изучению лексики с точки зрения ее территориальной принадлежности. В этом отношении лексический состав Мин. XV в. весьма разнообразен и неоднороден. При изучении данной рукописи было обнаружено большое количество архаичных лексем, которые употребляются как в Мин. XV в., так и в Супрасльской рукописи XI в., входящей в состав «старославянского канона». Сходство лексического состава Мин. XV в. и Супрасльской рукописи XI в. позволяет предположить, что тексты этих двух миней (один из которых сохранился в списке XI в., другой — в списке XV в.) являются частями единого целого. В Мин. XV в. преобладают лексемы, которые считаются преславизмами. Однако изучение лексики данного памятника выявило также и некоторые старославянские соответствия этим преславизмам. Старославянизмы употреблены здесь, вероятно, как признак принадлежности к книжному стилю, поскольку лексика, характерная для кирилло-мефодиевских переводов, получила широкое распространение и в восточноболгарской письменности, а затем в восточнославянской. В Мин. XV в. встретилось несколько лексем, которые ученые считают моравизмами:  древле, законъ, комъканиеѥ, неприязнинъ. В памятнике отмечено также несколько лексических русизмов: разноличьныи, пристроити, зобати и др. Языковая разнородность Мин. XV в. отражает сложную историю бытования этого памятника, что дает богатый материал для дальнейших исследований.