Многие современные исследователи считают, что в первые века н. э. язычники из-за недоступности, невысоких литературных достоинств и банального отсутствия интереса не читали христианские сочинения; в пользу этого, как можно подумать, свидетельствуют и церковные авторы (Tert. Test. anim., 1,4). Однако, существуют доказательства обратного. Христиане II–III вв. рассказывают о влиянии книг на свое обращение (Tat. Orat., 29; Theoph. Aut., I,14; Dion. Alex. apud Eus. HE, VII,7). О христианских сочинениях говорят и язычники: во II в. о них упоминают Лукиан (Luc. Mort. Per., 11–12) и Гален (apud Abulfeda. Chron., III,3), Цельс и Порфирий в антихристианских трактатах демонстрируют хорошее знание Нового Завета и трудов церковных и еретических писателей, неоплатоник Амелий в III в. уважительно отзывается о прологе Евангелия от Иоанна (Eus. Praep. ev. XI,19–20), в школе Плотина обсуждались гностические «откровения Зороастра, Зостриана, Никофея, Аллогена, Меса и тому подобных» (Porph. Vita Plot., 16). Этих авторов можно условно охарактеризовать как «филобарбаров», интересовавшихся экзотическими этнографическими и религиозными сюжетами. Составители христианских сочинений, хотя и обращались даже в апологиях и протрептиках в первую очередь к единоверцам, в какой-то степени могли рассчитывать на эту аудиторию.

Особого интереса среди языческих авторов заслуживает Лукиан. Как мы постараемся показать, он не только знал о существовании христианской литературы, но и пользовался ею: в его сочинениях находят если не цитаты, то близкие параллели к новозаветным и апокрифическим текстам (Luc. Ver. Hist., II,11–16, cf.: Rev. 21,10–22,6; Luc. Ver. Hist., II,30–32, cf.: Apoc. Petri, 23 sqq.), а «О смерти Перегрина» многим обязано «Мученичеству Поликарпа».