Британская готическая новелла охотно обращается к историко-легендарному материалу, но трансформирует его согласно своим внутренним законам. Реальные исторические личности присутствуют преимущественно на периферии или же «в отраженном свете», сами превращаются в своего рода миф: жанр готической новеллы предполагает разговор не о закономерностях истории, но о прошлом, вторгающемся в настоящее, причем, как правило, сквозь призму субъективного восприятия. По частоте упоминаний лидирует, вероятно, Кромвель, но полноценным персонажем он не становится, оставаясь знаком эпохи религиозных конфликтов и «зарытых монастырских сокровищ». Также нередки варианты в духе «Графа Магнуса» М. Р. Джеймса или персонажей А. Грея: несколько реальных личностей и фольклорных типажей сливаются воедино, порождая героя, существующего в воображаемом пространстве на стыке истории, современности и страшной легенды. Собственно механизм рождения исторической легенды, мифологизации личности исследуется С. Бэринг-Гулдом в новелле «Жан Бушон». Превращение Жанны Д’Арк из героини в объект туристической индустрии, незатейливой массовой культуры находит ироническую параллель в создании памятника официанту Жану Бушону: вороватый обыватель запечатлен в образе самоотверженного героя. И, наконец, отношения современного человека с историческим прошлым становятся предметом авторской рефлексии в новеллах, где призраки известных, реально существовавших лиц не угрожают никому, но лишь являются в зеркале (королева Мария у А. Конан Дойла, юные брат и сестры Бронте у А. Квиллер-Куча). Рассказчик здесь — сострадающий и ностальгирующий зритель, чувствующий свою сопричастность (иногда весьма болезненную) к происходящему.