Трансформация гомеровского героя Одиссея в немецкой литературе ХХ в.
Татьяна Александровна Шарыпина
Докладчик
профессор
Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова
Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова
201
2019-03-25
15:40 -
16:00
Ключевые слова, аннотация
Герой, антигерой, архетип, миф, интерпретация, трансформация,
экзистенциальная ситуация.
Тезисы
Образ мужественного скитальца Одиссея
становится ключевым для немецкой литературы ХХ в. Еще в 30-е гг. образ героя и
мотив его скитаний использовался в антифашистской литературе в качестве емкого
обобщения, символизирующего тяжкий путь немецких эмигрантов-антифашистов
(А. Зегерс, И. Бехер). Рефлектирующий Одиссей Г. Э. Носсака (роман «Некийя» и новелла «Кассандра») относится к иному варианту
прочтения этого многозначного образа, героика которого имеет в связи с
философскими воззрениями автора иные основания. Писателя интересует сама
экзистенциальная ситуация выбора, получающая в его произведениях ярко
выраженную этическую окраску. Носсаковский Одиссей становится не героем, но «пастырем», постигнув ошибки забытого прошлого. Проблема выбора и
ответственности человека за последствия своих поступков определяют поведение
героев Ю. Брезана («Крабат, или Преображение мира») и Ф. Фюмана
(радиопьеса «Тени» и «балет» «Кирка и Одиссей»).
Названные интерпретации античного образа опираются на противоречивую трактовку
этого героя в драме Г. Гауптмана «Лук Одиссея» (1912)), созданной
автором в канун Первой мировой войны. Четвертое действие драмы Бото Штрауса «Итака» (1996), написанной после объединения Германии, так и названо — «Лук Одиссея». Публику и критиков шокировал финал пьесы, в котором не
просто свершается возмездие, но кровь «многобуйных» женихов проливает
ни в чем не сомневающийся, брутальный Одиссей, утверждающий право сильного на
подобное массовое истребление. Возвращение Одиссея становится для драматурга
одной из метафор возможного восстановления утраченной гармонии: государство,
пережив кризис безвластья, возрождается с приходом законного и сильного
монарха. В данном контексте сказочный мотив «муж на свадьбе собственной
жены», присутствующий в гомеровской «Одиссее», как бы заменяется
иным, «возвращением государя», ставшим особенно популярным после
выхода на экраны киноэпопеи «Властелин колец». В финале пьесы
возникают ассоциации с Гитлером и другими диктаторами ХХ в. — Пиночетом,
Муссолини. То, что было простительно Г. Гауптману, позволившему своему Одиссею
на сцене беспощадную расправу с женихами, автору, только предчувствовавшему в
1912 г. возможные катаклизмы ХХ в., в свете определенного исторического
опыта представляется шокирующим и аморальным. Пьеса Бото Штрауса написана в
реалиях иного времени (периода распада Югославии, событий в Боснии, падения
Берлинской стены), поэтому и следует разобраться, чем обусловлено появление
подобного герой/антигерой и противоречивого и даже эпатирующего публику и
читателя финала этого произведения под пером немецкого писателя-интеллектуала,
отнюдь не склонного к поэтизации насилия.