Еще Достоевский, поставив пушкинского героя на «родоначальное место», писал, что за ним «выступили Печорины, Чичиковы,  Рудины  и Лаврецкие, Болконские <…> » [1]. Но прежде, чем вслед за Онегиным был создан Печорин, освоение романного жанра и героя прошло через более раннюю стадию. Еще до выхода в свет полного издания пушкинского романа и даже до публикации его последних глав появилось около двух десятков произведений, написанных по модели «Евгения Онегина». Тип главного героя оказался едва ли не самым сложным для осмысления (не случайно и критики находили его «туманным»). В подражаниях 1820-1830-х годов представлены различные варианты его воплощения. Часто характерная черта персонажа – байроническая разочарованность – присваивается герою, типологически родственному не Онегину, а Ленскому, у которого заимствуются то имя, то биография, то поэтический талант. Иногда на первый план в изображении героев выводится одна из черт, совместившихся  в Онегине, но генетически присущих разным героям предшествующей литературной традиции: черты героя демонического (восходящие к «Мельмоту») или светского повесы (восходящие к «Адольфу»). Естественно, что при создании «Героя нашего времени» Лермонтов вряд ли непосредственно ориентировался на тот или иной из текстов второго ряда, написанных в подражание «Онегину». И все же именно в этих текстах пушкинский тип героя прошел определенную стадию осмысления, которая не осталась бесследной для формирования печоринского типа.
1. Достоевский Ф. М. «Дневник писателя» на 1880 год // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1984. Т. 26. С. 129