Немецкие заимствования в славянской демонологической лексике как источник реконструкции культурных архетипов
Михаил Михайлович Кондратенко
Докладчик
доцент
Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского
Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского
211
2018-03-19
14:45 -
15:00
Ключевые слова, аннотация
славянская и немецкая диалектология; этнолингвистика;
народная демонология
Тезисы
Одной
из разновидностей заимствований в славянских языках из немецкого являются
обозначения персонажей народной демонологии. Некоторые из них достаточно
подробно описаны, другие – требуют дальнейшего изучения. К числу последних можно отнести наименования домовых в говорах
Чехии, которые содержат корень -špigl
(eršpigl, haušpigl и др.), что
указывает на немецкое происхождение. Диалектная немецкая лексика,
представленная в словарях и иных источниках, пока не указывает на прототип
заимствования, как, например, для kobold и др.
Обращение
к истории обозначения зеркала в немецком языке позволяет увидеть два источника:
speculum из латинского языка и skuggwa из
готского. Если в первом случае мы сталкиваемся с производным от глагола со значением
‘смотреть’, то во втором - семантической основой наименования является понятие ‘тень’.
В южнонемецких диалектах встречается такой мифологический персонаж, как Spiegelperchta, представляющий
собой один из вариантов заимствованного словенцами, чехами и словаками мифологического
образа Perchta. Характерным атрибутом
Spiegelperchta является зеркало
на головном уборе. Образ домового, связанного с тенью, представлен и на
славянской языковой территории. В частности, согласно словарю «Славянские
древности», это отмечено в черниговских говорах: «как тень по стене ходит, а
самого не видно» - и в некоторых русских (новгородских, псковских, тверских и
др.): ‘тень’ и ‘домовой’.
Таким
образом, можно предположить, что и в южнонемецких, и в ряде славянских диалектов
образ домового или злого духа связан с тенью, а в чешских и моравских заимствованных
наименованиях этот архетип духовной культуры проявляется вновь, с большим
устрашающим эффектом, поскольку чужой персонаж представляется более пугающим,
чем свой.