Г. В. Иванов принадлежит к позднеклассической традиции русской лирики, но в его поэзии 1930—50-х гг. постоянно варьируются свойственные авангарду мотивы немоты и косноязычия. Романтическая тема бессилия слова в стихах Иванова приобретает гротескные формы, особенно отчетливо проявленные в цикле «Rayon de rayonne».
Процесс обессмысливания поэзии является предметом авторской рефлексии и выражается в намеренной деформации слова. Иванов создает нарочито примитивные тексты, используя приемы городского фольклора, цитируя детские считалки, песенки и др. («Оцуп Оцуп где ты был», «Вот ёлочка, а вот и белочка...», «На полянке поутру...»). Самостоятельные части речи подменяются междометиями и звукоподражаниями («ку-ку-реку или бре-ке-ке-ке» как характеристика голоса поэта, «шурум-бурум» как метафора жизни). Указательные местоимения без названного объекта, к которому они отсылают, характеризуют отношения поэта со словом («говорю...то, что сам понимаю едва»), указывают на явления, которые лирический субъект не способен идентифицировать. С помощью рифмы Иванов акцентирует случайность сочетания разнородных понятий: «желтофиоль» — «меланхолия» — «канифоль».
Иванов пародийно разрушает тексты, обладающие для него безусловной ценностью: саркастически переосмысливаются стихи Г. Р. Державина, А. С. Пушкина и других поэтов («Аспазия, всегда Аспазия...», «Голубая речка...»). Косноязычие лирического субъекта носит характер автопародии: голос «Жорж Иванова» — непременно «шопот» или «мат», «брюки Ивано́ва» «летят в вечность», «непомнящие Иваны» становятся символом забвения Иванова на родине и др.
Поэт изменяет логические основания языковой реальности, лишая антонимы семантики противопоставления («…И да — уже не да, а нет»), создавая из них новые слова («встреча-прощанье»). Демонстрацией поэтического бессилия служат оборванные слова и фразы («…Всё это было, будет, бу…»). По той же причине речь поэта состоит из именных, простых предложений («Маятника мерное качанье...», «Гаснет мир. Сияет вечер...»).
Новый язык Иванова напоминает язык юродивого. Поэт модифицирует слова («полу-отвращенье», «оробелочка»), используя морфологию для создания внешне комического эффекта, скрывающего «скуку мирового безобразья»; по образцу советских аббревиатур конструируются неологизмы («специмены»).
Разрыв поэта с культурной традицией и стихией национальной речи нашел воплощение в самой структуре поэтического слова, которое перестало служить основанием для связи мира и мысли о нем.