Высокой частотностью в литературных произведениях отличается использование писателями семантики музыкальных жанров в качестве особо значимых элементов художественной модели мира. Особый интерес представляет включение в художественную модель мира марша и танца как ее системных элементов, предполагающее их взаимодействие друг с другом и с остальными элементами этой модели. В этом случае включение в поэтический мир музыкальных произведений предполагает не просто «музыкальное сопровождение» события; оно манифестирует закон существования изображаемого мира и структурный принцип изображающего его текста.
В основе трактовки авторами взаимодействия марша и танца лежит опора на традицию и (или) переосмысление последней. Формы взаимодействия и порождаемые им коннотации, обнаруженные в ряде текстов 1920–1930-х гг. XX в., различны: открытая манифестация и реализация в разных сюжетных ситуациях ценностно-смысловой оппозиции, на одном полюсе которой находится марш и балет, а на другом — пляска (Е. И. Замятин. «Мы»); краткое описание фантастических танцев, в котором танец, осмысляемый автором как антитеза маршу, классифицируется персонажем как разновидность марша, с соответствующими жанровыми признаками (М. Козырев Пятое путешествие Лемюэля Гулливера, капитана воздушного корабля в Юберландию, лучшую из стран мира, называемую также страной лицемерия и лжи); реализуемое в онейрической сюжетной ситуации сочетание черт марша, гимна и танца в одном фантастическом шествии (С. Кржижановский «Боковая ветка»); чередование жанров, обладающих амбивалентной семантикой, трансформация танца в марш (переход к его пластике), что моделируется в соответствующих сюжетных ситуациях (А. Платонов. Котлован).