В англоязычном литературоведении трактовке образа Евы в эпосе Д. Мильтона посвящена обширная критическая литература. В последние десятилетия интерес к теме был заметно подогрет полемикой между авторами статей откровенно феминистского толка и их оппонентами. Первые на разные лады упрекают поэта в проповеди патриархальных взглядов на роль женщины в обществе. Вторые в полемическом задоре нередко впадают в другую крайность, объявляя Мильтона едва ли не сторонником идеи полного равноправия полов и рассматривая его Еву как фигуру «профеминистскую».
Мильтон был сыном своей переломной эпохи, пуританином, испытавшим противоречивое воздействие религиозных и гуманистических идей. Это воздействие сказалось, разумеется, и на его представлениях о женщине, о природе любви и брака. Первые люди в раю изображаются поэтом в согласии с концепцией «Великой Цепи Бытия» ― иерархически упорядоченной цепи, тянущейся от Бога, творца всего сущего, к самым низким формам материи. В каждом звене цепи есть своя иерархия, нарушение которой чревато трагическими последствиями. Есть такая иерархия и в звене, которое занимают Адам и Ева: в изображении автора Адам на лестнице Природы стоит одной ступенькой выше Евы, пребывает ближе к Богу, т. е. к духовным сферам бытия; Ева же теснее, чем Адам, связана с чувственным миром природы. Мильтон настойчиво подчеркивает, что Ева, превосходя Адама внешней красотой, «по назначению Природы / Исконному» уступает ему в силе интеллекта.
Поэт, бесспорно, разделяет общепринятое в его эпоху мнение, что мужчине должно принадлежать главенство в семье. Особое значение имеет в поэме концепция грехопадения. Желая обосновать грехопадение и совместить это обоснование с христианским учением о всеблагом и всесильном Боге, Мильтон пытается рационально, психологически объяснить отказ первых людей от состояния невинности. Он показывает, что в самом характере их таились те слабости, которые в конечном счете оказались для них роковыми: поэт рассказывает о сне Евы, предвещающем ее падение; он изображает ее предрасположенность к заблуждениям, к самолюбованию. Автор показывает, наконец, что Ева незадолго до грехопадения вступает в спор с Адамом, забывая о своем долге во всем повиноваться его высшей мудрости.
Поэт, однако, далек от безоговорочного осуждения своей героини. В его изображении вкусить запретный плод побуждают Еву тщеславие и неуемная жажда знания. В сомнениях Евы относительно греховности познания слышны отзвуки сомнений самого автора: для него оно не грех, а благо, хотя за него и приходится платить порою дорогой ценой. Рисуя сцену грехопадения с сочувствием и пониманием, Мильтон вплотную подходит к философскому оправданию поступка своей героини, не согласующемуся с ортодоксальной религиозной концепцией.