Проблема чуда занимает умы исследователей многие столетия: от Августина до современных библеистов. Собственно, проблема состоит из нескольких вопросов. Во-первых, определение чуда – что мы имеем право называть чудом и какие формы чудес можем выделить. Отсюда вытекает второй вопрос – отношение к чуду: является ли оно проявлением божественного вмешательства или имеет простое естественнонаучное объяснение, следует ли воспринимать чудо как действительное проявление сверхъестественных сил, либо найти рациональное объяснение причин, способствовавших чуду, либо отказаться от признания реальности чуда и выявить мотивы, ради которых оно обрело свое место в тексте евангелий. Тогда мы приходим к третьему вопросу – какие функции несет чудо в формировании евангельских текстов. Если в эпоху раннего и средневекового христианства большинство ученых придерживалось супранатуралистической традиции, то есть факт сверхъестественного божественного вмешательства не подвергался сомнению, то к XX в. выросла волна критического отношения к чуду. Однако разный подход к чуду мы можем наблюдать не только во времени, но и в пространстве: разные религиозные течения, сосуществовавшие в одну эпоху, могли иметь схожие чудеса, но иное их толкование. Например, терапии и экзорцизм существовали как в христианстве, так и раввинистической и эллинистической традициях. Наряду с Иисусом были и другие харизматики, творившие чудеса. Но явственно различаются не только цели, которые преследовали совершители чуда, но и условия, порядок и толкование. Таким образом, понимание чуда, отношение к нему менялось и различалось не только в разные эпохи, но и в разных религиозных течениях. Понимание чуда имеет свои особенности и у каждого евангелиста. Марк изображает Иисуса чудотворцем в более эллинистическом понимании – «божественным человеком». При этом чувствуется попытка интеграции магических представлений о чуде со словами и делами Иисуса. Для Марка чудеса – доказательства мессианского достоинства Иисуса. У Луки напротив виден четкий контраст между чародейством прочих и чудесами Иисуса. Матфей ограничивает количество рассказов о чудесах – для него Иисус более учитель веры, нежели чудотворец. Матфей описывает чудеса, дабы подчеркнуть силу и власть Иисуса. Иоанн возводит чудеса Иисуса в новую степень. Для этого он использует другой термин, эти чудеса творит только Иисус и никто другой. Для Иоанна чудеса – знамение, знак, доказательство мессианских притязаний Иисуса, а чудо он связывает с прославлением.