Неизменной декорацией романов бельгийского символиста Жоржа Роденбаха «Мертвый Брюгге» (1892)  и «Выше жизни» (1897) предстает старинный город Брюгге, давно утративший свое величие центра средневековой торговли и превратившийся в музей старинной фламандской архитектуры и провинциального уклада жизни.    
Характерная для Роденаха рецепция урбанистического пейзажа, когда автор сначала разглядывает башню или дом (пространственные и концептуальные центры романов), затем скользит взглядом по набережным и фасадам, а затем снова возвращается к исходной точке, диктует свою логику повествованию романов, имеющих замкнутую  круговую конструкцию. Равновесие частей, рефреном повторяющиеся лейтмотивы — все это напоминает геометрию городского пространства. Описание Брюгге (экфрасис) не только вплетается в ткань диегезиса, но и становится своего рода основой всей архитектоники произведений.
Городское пространство вообще (в вертикальной плоскости — от башни до простирающейся равнины города и в горизонтальной плоскости — от каменных набережных вдоль каналов до бегинажей), а также, более фрагментарно, порталы церквей и фасады домов преодолевают свою статику и вырастают по значимости до актанта. Более того, в романе «Мертвый Брюгге» город предстает главным героем (топоэкфрасисом по О. Клингу), наделенным мистическими способностями вершить судьбы других персонажей. Через рукотворный мир эманирует свою волю непостижимое Неизвестное, о существование которого догадываются персонажи Роденбаха — адепты безмолвного созерцания мертвенной красоты города.         
Живописнык полотна фламандских примитивистов (Мемлинга и Ван Эйка) или бронзовые чеканные колокола также становятся полноправными участниками повествования. То артефакт, подобно медиуму, раскрывает персонажу его будущее, то сам персонаж воспринимает произведение искусства через призму своих страхов и желаний, придавая ему некий сакральный смысл (в этом случае значим не сам визуальный образ, а его видение, постижение). Экфрасис дает импульс к диалогу не только между двумя видами искусств (изобразительным и словесным), но и между материальным и умозрительным мирами. Осмысливая произведение искусства, персонажи Роденбаха становятся свидетелями того, как сам артефакт превращается в своего рода зеркало, где  мирское и повседневное видит свою сокровенную суть.   
Итак, городской пейзаж, шедевры средневековой живописи и скульптуры встраиваются в единую систему аналогий и отражений, на которой зиждется поэтика Роденбаха. Все элементы городского мира, явленные в тексте повествования, предстают бесчисленными, перетекающими один в другой образами-символами Абсолюта: это и Брюгге как архитектурное воплощение души главного персонажа, и благообразные героини как ожившие средневековые мадонны с золотистыми волосами, и мертвая вода каналов, перерабатывающая в своих недрах все фрагменты города, отражающиеся в ней, и произведения искусства, в которых персонажи видят то самих себя, то слепое око Неизвестного.