При описании конструкции ‘have’ + второе причастие в древнегерманских языках (например, др.-англ. habban gedon) часто используется термин «перфект». С одной стороны, данный термин используется условно для обозначения функционирования конструкции с результативной семантикой, чтобы избежать употребления других более громоздких описательных терминов. С другой стороны, именно использование данного термина приводит к некоторой путанице, а именно, данная конструкция непроизвольно приравнивается по своим функционально-синтаксическим свойствам к современному перфекту, который наиболее ярко представлен в современном английском языке. Однако, проблема не исчерпывается лишь терминологической путаницей. Основной вопрос заключается в том, что существует тенденция отождествления древнегерманской конструкции с классическим перфектом современного английского языка. Ярким представителем данной точки зрения является американский исследователь Jeong-Hoon Lee, который полагает, что, например, уже в позднедревнеанглийском языке habban+причастие II обладало рядом центральных функций, характеризующих современный английский перфект. Возникает ряд вопросов: можно ли рассматривать древнегерманскую конструкцию ‘have’+причастие II как перфект; обладала ли данная конструкция хотя бы рядом семантических характеристик присущих современному английскому перфекту? Анализ контекстов в древнеанглийских текстах, древнесаксонском Хелианде и Генезисе, а также ряде древнеисландских саг, позволяет сделать вывод, что анализируемая конструкция в большинстве случаев функционировала в качестве аспектуально-прагматического показателя. Отсутствие грамматизованных случаев употребления конструкции, в частности, в придаточных предложениях времени свидетельствуют о том, что таксисно-темпоральные функции конструкции еще не были в полной мере развиты.. Хотя формально анализируемая конструкция включала в себя те же самые элементы, что и современный английский перфект, однако распределение семантических акцентов внутри нее было совершенно иным, а отсюда и иные контексты употребления. Древнегерманское habban+причастие II не являлось аналитической конструкцией, то есть посессивный глагол обладал своей лексической семантикой. Наряду с этим, второе причастие и дополнение, которые синтаксически являлись независимыми, но семантически находились в тесной связи с глаголом «иметь», образовывала второй центр акцентуации действия. Данное сочетание глагольных лексем (полнозначный глагол «иметь» и второе причастие) и именного или местоименного дополнения создавали достаточно сложный в семантическом плане конструкт. Его общая семантика состояла из двух частей: выполненное действие над объектом, достижение результата путем совершения над объектом определенного действия и обладание состоянием, результатом выполненного действия. При этом семантика результативности достигалась наличием второго причастия, посессивный глагол как бы усиливал ситуацию, подчеркивал ее завершенный характер тем, что субъект обладает состоянием, результатом действия. Прагматические функции конструкции позволяют сделать предположение, что изначально посессивный глагол мог использоваться для эмфазы, своего рода прагматический усилитель завершенности действия, произведенного над объектом в противовес, например, глаголам в прошедшем времени с перфективирующей приставкой (характерные для древнеанглийского и древнесаксонского языков). В дальнейшем в ходе грамматикализации именно эмфатическая составляющая посессивного глагола подверглась семантическому «обесцвечиванию» (и только затем семантика посессивности), поскольку контексты, в которых она употреблялась, перестали ассоциироваться с прагматической аспектуальной нагрузкой, которую несла конструкция, и теперь при использовании в соответствующих контекстах приобретала темпоральные функциональные характеристики.