При обращении к анализу и характеристике женских образов в болгарском фольклоре не следует забывать о слитности общеславянского и балканского фольклора в древнейший и более поздний исторические периоды. Поэтому выделение чисто болгарского субстрата в образной, смысловой и векторной общности славянского и южнославянского фольклора чаще всего бывает крайне затруднительным, но, тем не менее, не невозможным. Это касается, например, образов самовил/самодив, или русалок, широко распространенных в болгарских и южнославянских народных представлениях. Образы лесных и речных русалок бытовали в верованиях славян еще до появления их на Балканах. Сведения об этом обнаруживаются, например, в «Слове некоего христолюбца» – русском литературном памятнике XV в., содержащем в себе данные о древних  дохристианских обычаях славян. В произведении говорится о вере славян в богов, а также иных мифических существ, например, «вил», сестриц числом более тридцати. Об этом же сообщал и древний историк Прокопий, отмечавший почитание речных нимф славянами еще до переправы ими через Дунай. В зависимости от географического ареала обитания славянскими племенами образы русалок-самовил могли варьироваться. Иногда они имели различный, прямо противоположный по смыслу облик. Самовила могла представать как молодая, обольстительно красивая русоволосая девушка, водящая хороводы со своими подружками при лунном свете на берегу реки. Ее золотистые косы, спадающие до пояса или до самых пят, неземная красота и чарующий голос неотразимо действовали на путника, подчиняя его чужой воле. Или, наоборот, самодива могла появиться в облике страшной пожилой женщины, одним своим видом вселяющей в людей страх и ужас (Й. Мороз). Различными бывали и локусы обитания русалок: реки и озера, таинственные пещеры, непроходимые лесные чащи и горы, пустынные мельницы и заброшенные дома, небеса или одиночно стоящие деревья. Самодивы олицетворяли собой девственную природу, красоту и радость, были связаны с солнцем и природными стихиями и явлениями, с небом, огнем, ветром и облаками. Они проявляли себя не только нежными, поэтическими неземными существами, но и беспощадными воительницами. Они прекрасно управлялись с конями и оленями, вступали в единоборство молодцами-юнаками, проявляя при этом недюжинную физическую силу, нередко не только одолевая, но и убивая мужчин-пастухов. Интересным было то, что болгарский фольклор частично впитал в себя фольклорный субстрат фраков – народа, жившего на Балканах до появления ассимилировавших их славян. То же самое касалось и фольклорного субстрата протоболгар – тюркского народа, появившегося за Дунаем вслед за славянами и растворившегося в славянской массе, восприняв ее язык и культуру. В этом плане болгарский фольклор отличается от фольклора, живших по соседству сербов, хорватов и словенцев, неся в себе элементы верований тюркских народов. Например, у протоболгар существовала легенда об утке-прародительнице мира, которая плавая по безбрежному морю, выгребла с его дна своими лапами землю и так завершила создание мира, прибавив земную твердь к двум другим сферам: небу и воде (А. Халиков). О связи этой легенды с болгарским фольклором свидетельствует известие болгарского ученого М. Дринова, сообщившего Ф. Буслаеву о существовании болгарского сказания о рождении невообразимой красавицы самодивы с утиными лапами вместо ступней ног (Ф. Буслаев). Образ самодивы-воительницы, обладающей огромной физической силой, бытовал в болгарском фольклоре на протяжении многих веков. В период османского ига он трансформировался в образы предводительниц боровшихся против турок гайдукских дружин. В фольклоре, как правило, мир вне дома является для женщины чужим и враждебным, однако не в этом случае, когда женщина берёт на себя мужскую социальную роль. По сути дева-воительница представляла собой человека до инициации через сражение и в некотором смысле являлась бесполой (Г. Каменов).