Образы островов неоднократно встречаются в прозе Ю. П. Казакова («На острове», «Северный дневник» и т. д.). Существенную роль этот образ играет в рассказе «Адам и Ева» (1962), герой которого, московский художник Агеев, отправляется на Север «писать рыбаков».
В рассказе остров, названный Сег-Погост, противопоставлен «большому миру», в том числе неоднократно упоминаемым Москве и Петербургу. В «Адами и Еве» образ острова выступает как пространство инаковости, что соответствет сложившейся русской и мировой культурной традиции, в рамках которой остров часто выступает как «носитель иного, особенного, исключительного» (В. Айрапетян). Путешествие на северный остров для героя-художника сродни отшельничеству. Большую роль в развитии этого смыслового пласта играют библейские мотивы, акцентированные заглавием, и образ древней церкви на острове, прототипом которой стала кижская Преображенская церковь. Образ острова в данном случае коррелирует с фигурой главного героя, испытывающего конфликт с окружением и, главным образом, с официальными структурами. Устанавливаемые автором пространственные отношения (остров-материк, Москва-Север и т. д.) проясняют систему ценностных ориентиров в художественном мире автора и позволяют многое понять в сложном и противоречивом образе главного героя «Адама и Евы». Отношения героя с местом символически отражают отношения героя с миром.
На фоне типичной для Казакова богатой визуальной, аудиальной и ольфакторной картины изображаемого мира островное пространство показано в рассказе царством тишины и темноты. «Немая чернота» острова, церкви, окружающего мира — один из доминирующих мотивов в описании островной жизни героя. Лишь изредка первозданную тишину заповедной земли нарушают человеческие голоса, одинокий звук моторки или гул самолета. Эта тишина — «полная», «немая» или даже «неестественная мертвая» — атрибут пространства, как будто еще не освоенного человеком и, одновременно, параллель к тому началу времен, к той исходной точке, которая играет большую роль в сюжете рассказа и обозначена в его заглавии. «Адам и Ева» в этом смысле не просто рассказ о современном преломлении истории мужчины и женщины, но и очередная попытка писателя вернуться к началу начал, подойти к решению главных вопросов, как бы отмотав время и человеческую историю назад. Причем это путешествие во времени осуществляется через путешествие в пространстве к заповедному острову.
Островное пространство играет ключевую роль и в любовной коллизии рассказа. На Сег-Погост Агеев приезжает со своей московской подругой, но отношения, начавшиеся в столице, оказываются невозможными в новом локусе В финале рассказа показана драма расставания, когда после короткого и мучительного совместного пребывания, Вика покидает Сег-Погост, и Агеев остается один на острове с древней темной церковью.
Тема поиска смыслов, реализующаяся в путешествии главного героя на остров, формирует важный для прозы Ю. Казакова и, как кажется, недооцененный критиками и исследователями философский план проблематики, где главенствуют экзистенциальные вопросы о времени, жизни, смерти и о месте человека в мире, сближающие прозу Ю. Казакова с магистральными линиями русской и мировой прозы XX в.