Вопрос о влиянии, оказанном Х. Ибсеном на Д. С. Мережковского, до сих пор остается дискуссионным. Нет никаких документальных данных, позволяющих утверждать, что к началу работы над романом «Смерть богов (Юлиан Отступник)» (1896) Мережковский уже был знаком с ибсеновской драматической дилогией «Кесарь и Галилеянин» (1873), первый русский перевод которой появился в 1900 г. Читал ли русский писатель это произведение в одном из двух немецких переводов, опубликованных в 1888 г., или во французском (1895), также не вполне ясно. Однако трудно сомневаться в том, что автор романной трилогии «Христос и Антихрист» хорошо знал «всемирно-историческую драму» Ибсена, когда работал над трагедией «Юлиан Отступник» (1916–1919). Эту малоизвестную небольшую пьесу, сохранившуюся в единственном машинописном экземпляре (Отдел редкой книги, рукописных, архивных и иконографических материалов Санкт-Петербургской государственной Театральной библиотеки), не следует рассматривать всего лишь как инсценировку знаменитого романа. За два десятилетия взгляды автора во многом изменились, что безусловно сказалось на содержании пьесы.
В 1914 г. Мережковский писал в предисловии к собранию своих сочинений: «Когда я начинал трилогию "Христос и Антихрист", мне казалось, что существуют две правды: христианство — правда о небе, и язычество — правда о земле, и в будущем соединении этих двух правд — полнота религиозной истины. Но, кончая, я уже знал, что соединение Христа с Антихристом — кощунственная ложь; я знал, что обе правды — о небе и о земле — уже соединены во Христе Иисусе <…>. Но я теперь также знаю, что надо было мне пройти эту ложь до конца, чтобы увидеть истину».
В контексте этой эволюции представляет интерес творческий диалог Мережковского с Ибсеном, запечатлевшийся в трагедии «Юлиан Отступник». Определяя узловые моменты драматического действия, русский автор во многом следовал за норвежским драматургом, прежде него обратившимся к этому историческому сюжету. Вместе с тем художественные концепции двух произведений так же различны, как не сходны между собой образы их главных героев. Отличия определяются не столько разницей идейных устремлений (в пьесе Мережковский гораздо ближе к Ибсену, чем в романе), сколько спецификой культурно-исторических контекстов — западноевропейского 1870-х годов и русского 1910-х.