1. Нам удалось обнаружить в Санкт-Петербургском филиале Архива Российской академии наук некоторые неопубликованные статьи и заметки известного советского ученого, члена-корреспондента АН СССР Бориса Георгиевича Реизова по сравнительному литературоведению, которые не привлекали до сих пор внимание исследователей. Эти архивные материалы датируются предположительно сороковыми годами прошлого века. Учитывая развернувшуюся уже в 1946 г. в СССР кампанию борьбы с космополитизмом, затронувшую не только советскую литературу, но и советскую науку, в том числе сравнительное литературоведение, можно уточнить крайнюю дату их написания: 1946 — начало 1947 г.
2. Изоляционистский и националистический подход советских партийных органов в послевоенное время к вопросам литературы и науки явно противоречил убеждениям Реизова, широко и глубоко исследовавшего проблему литературных влияний. Так, в критическом разборе книги Жозефа Текста «Жан-Жак Руссо и происхождение литературного космополитизма» (1895) Реизов отмечает «примитивный компаративизм» автора, не удовлетворяющий «нашим идеалам всестороннего и социологического изучения литературы» (л. 6 об.). Ж. Текст не различает в своей монографии два разных течения литературного космополитизма, которые предлагает разграничить Б. Г. Реизов: «собственно литературный космополитизм» и космополитизм «этнографический» (л. 3 об.). Англомания во Франции в книге Ж. Текста представляется Б. Г. Реизову «совершенно случайной и ни на чем не основанной» (л. 6 об.). «Текст обратил внимание только на англоманию, на моду, на внешнюю поверхность событий» (л. 6 об.). «Влияние предполагает причинную связь двух явлений, у Текста мы не находим стремления отыскать эту причинную связь» (л. 6 об.).
3. Примером изучения литературных влияний с точки зрения причинных связей между ними может служить неопубликованная статья Реизова «Урбанистические темы у Некрасова и В. Гюго» («О погоде», «Меланхолия»). Цикл сатир Н. А. Некрасова «О погоде», напечатанный в 1859 году, и по некоторым мотивам, и по композиции, и по жанру напоминает одну их самых популярных в сборнике Гюго поэм под названием «Melancholia» (л. 4). Среди общих мотивов, позволяющих «утверждать некоторую генетическую связь между двумя поэмами», как полагает Реизов, «особенно характерен мотив истязаемой лошади, повторенный и Достоевским в «Преступлении и наказании» (л. 8).
4. В заметке «Стендаль и Гольдсмит» Реизов устанавливает еще до Анри Мартино (Martineau Н. Notes de Stendhal. La Chartreuse de Parme. Paris, 1949. H. 637–638), что источником девиза Стендаля «To the happy few» («Немногим счастливцам»), встречающегося в конце «Пармской обители» и в других его сочинениях, является не «Генрих V» Шекспира (акт V, сцена 3: «We few, we happy few, we band of brothers») или 11-ая песнь «Дон Жуана» Байрона («the thousand happy few»), а вторая глава романа «Векфильдский священник» Оливера Гольдсмита, по которому Стендаль, как и многие его современники, изучал английский язык.
5. Если заметка «Стендаль и Гольдсмит» представляет сегодня только исторический интерес, то заметка Реизова «"Сцена из Фауста" и Лафонтен», дополняющая известную статью Б. В. Томашевского «Пушкин и Лафонтен», до сих пор не утратила своей новизны и актуальности. Рассмотрение «Сцены из Фауста» Пушкина в контексте французской литературы позволило Реизову найти совершенно неожиданную, на первый взгляд, параллель к «Сцене из Фауста» в «сказке» Лафонтена «Невыполнимое задание» («La chose impossible»).
6. Для всестороннего исследования «Сцены из Фауста» Пушкина необходимо обращаться не только и не столько к оригиналу Гете, сколько к его французским переложениям и другим произведениям французской литературы, которые выступали посредниками в восприятии Пушкиным самого Гете. И здесь работы Реизова служат нам примером вдумчивого компаративистского анализа произведений мировой литературы.