Часть исследователей восточнославянской книжной культуры XV-XVII веков (Н. Б. Мечковская, С. Матхаузерова) указывает на принципиальную противоположность текстологического и логико-грамматического подходов к языку, на категорическое неприятие грамматики представителями старой фидеистической культуры. Однако результаты анализа данных грамматических и религиозно-полемических сочинений указанного времени позволяют усомниться в этом. К примеру, инок Савватий, ранний старообрядческий автор, на словах отрекается от грамматики и провозглашает себя сторонником старого текстологического подхода: «И я нищей билъ челомъ…на справщиковъ не грамматичнымъ дѣломъ, извѣщалъ на-нихъ про-то яко книги портятъ и плевы в нихъ сѣютъ», - на деле же активно и обоснованно пользуется грамматической аргументацией и даже провозглашает существование особой оппозиции истинной и ложной грамматики: «Добро грамматика кто умѣетъ совершенно. А ихъ грамматика точію книгамъ пагуба а людемъ соблазна». Напротив, языковая деятельность сторонников книжной справы нередко подчиняется желанию грамматически обосновать вероучительную правильность текста, причём выражается это как в практической замене славянских конструкций греческими кальками, так и в такой методике грамматического разбора текста, при которой определение принадлежности словоформы той или иной грамматической категории оказывается способом сакрализации этой словоформы, то есть демонстрируется типичный неконвенционально-фидеистический подход, ставящий знак равенства между именованием и познанием. Итак, консервативные авторы религиозно-полемических сочинений могут на практике пользоваться грамматической аргументацией, авторы же грамматических сочинений могут рассматривать грамматику как инструмент веры вне её связи с реальностью. Следовательно, противопоставление текстологической и грамматической языковой культуры нейтрализуется, позволяя говорить о парадоксальном порождении эпохи смены культурной парадигмы – неконвенциональной грамматике.