XXVI Открытая конференция студентов-филологов в СПбГУ

В. Хлебников и А. И. Введенский: от ученичества к критике. К вопросу о поэтической рецепции

Антон Павлович Емекеев
Докладчик
магистрант 1 курса
Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

Ключевые слова, аннотация

В докладе рассматривается влияние В. Хлебникова на поэтику А. И. Введенского в контексте языковых экспериментов двух поэтов и с точки зрения ключевых положений поэтической картины мира Хлебникова.

Тезисы

Ключевые слова: ОБЭРИУ; бессмыслица; заумь; самовитое слово; русский авангард

Влияние В. Хлебникова на поэтику обэриутов было отмечено довольно рано и столь же рано стало предметом исследований сначала на материале детских стихотворений, а затем и на более широком материале с привлечением почти полного корпуса текстов. При этом основным объектом анализа были преимущественно стихотворения Н. С. Заболоцкого и Д. И. Хармса, для которых значимость Хлебникова была очевидной.  
В случае с А. И. Введенским первостепенность Хлебникова уже не представляется столь однозначной. Несмотря на то что Введенский в 1927 г. при создании прообраза ОБЭРИУ — группы «Левый фланг» — предлагал ввести Хлебникова почетным членом и на каждом выступлении читать его стихи, впоследствии, с точки зрения одного из первых исследователей обэриутов Я. С. Друскина, он начинает больше ценить А. Е. Крученых.
Амбивалентность в осмыслении Хлебникова пронизывает многие тексты Введенского. Пожалуй, среди всех обэриутов именно Введенский наиболее критически рассматривает поэтическое наследие Будетлянина, полемизируя с ним как в сфере языковых экспериментов, так и в философских темах. 
На начальном этапе поэтического пути Введенский вместе с Хармсом вступает в «Орден заумников», основанный поэтом А. В. Туфановым. «Орден заумников» продолжал традиции хлебниковской зауми, которая, в отличие от зауми Крученых, не рассматривалась как самоцель, а представлялась зародышем «того нового языка, который один только и сможет объединить людей». Заумный язык в итоге должен был стать разумным, а затем и «сверх-разумным». Тем самым чистая звукопись остается на периферии словотворчества Хлебникова. Введенский уже в более позднем творчестве почти полностью откажется от элементов зауми, но хлебниковскую установку на семантический эксперимент над языком сохранит. Оба поэта в своих лингвистических опытах реализовывали радикальную пересборку современного языка и деконструкцию прежних языковых связей. Однако если хлебниковское словотворчество ставит целью преобразование слов, то бессмыслица Введенского уже направлена на дискредитацию самих основ языка и разрушение устойчивых представлений о мире. Итак, если при анализе этих двух языковых проектов мы еще можем установить некоторую преемственность между ними и предположить, что Введенский, вероятно, мог учитывать хлебниковские категории самовитого слова, зауми, то уже в философской области Введенский осмысляет наследие Хлебникова более критически. В отличие от других обэриутов, Хармса, Олейникова, Заболоцкого, которые, работая с хлебниковским наследием, во многом продолжали его идеи, Введенский намеренно оппонирует Хлебникову и подвергает ключевые положения его картины мира поэтической критике, свергая сверхантропцентризм, дискредитируя математику и число как меру знания и отрицая любой утопизм. Начиная свой поэтический путь в хлебниковском русле, Введенский постепенно уходит все дальше и дальше от своего учителя. Тем самым, в стихотворениях Введенского в сущности происходит конец русского авангарда, конец всем мечтам о новом сверхчеловеке, о новом знании, которое ответит на все вопросы мироздания, о новом языке. И, вероятно, именно поэтому, в одном из последних своих стихотворений «Элегия» поэт обращается уже к другой неоклассической форме, укорененной в пушкинской традиции.