Изучение локальных текстов — одно из активно развивающихся направлений в филологии. В отечественном литературоведении сложилась определенная традиция исследования сверхтекстов, связанная в основном с «городскими текстами» [1]. В последние годы в центре внимание ученых все чаще оказываются не только городские, но и региональные сверхтексты — московский, крымский, сибирский, пермский, вятский и др. [2]. Далеко не любой город и не любая местность способны «породить» свой текст, образ не каждого города и не каждой местности может обладать чертами сверхтекста. По словам Н. Е. Меднис, чаще можно увидеть в литературе «некие очевидные осколочные текстовые образования», которые позволяют говорить об образе того или иного города в творчестве одного из писателей или ряда писателей, как о Вятке в произведениях Салтыкова-Щедрина, о Тамбове или Саратове в русской литературе XIX века. Однако вряд ли можно при этом вести речь о Вятском или Тамбовском текстах русской литературы в целом» [3].
К условиям существования региональных сверхтекстов можно отнести следующие: статус самого локуса, значимость его в историко-культурном и геополитическом отношениях (внешний план); способность локуса породить свой текст (внутренний план). Как отметила Н. Е. Меднис, возникновение сверхтекстов определяется «пульсацией сильных точек памяти культуры», подталкивающей «к художественной или научной рефлексии по поводу ряда культурно и/или исторически значимых в масштабах страны либо человечества явлений» (Москва, Петербург в истории и судьбе России, Венеция в культурно-духовном пространстве Европы, Рим в общечеловеческой культуре) [4]. Литературу Русского Севера можно также рассматривать как локальный сверхтекст. По словам Е. Ш. Галимовой, территория Русского Севера выделяется среди других регионов России «своим особым местом в национальной истории и культуре». Осознание уникальности Русского Севера, не сводимое к понятиям «провинция» и «захолустье», происходило в русском обществе, начиная с XIX в. Природу северного текста русской литературы следует рассматривать «не как суммарную совокупность произведений, посвященных Русскому Северу, а именно как художественное единство более высокого уровня (сверхтекст), обладающее «целостностью, общностью мерцающих в глубине его сверхэмпирических высших смыслов». Следует отметить «глубинный подтекстовый смысл» сверхтекста, который выявляется в процессе научного исследования. Сущность этого сверхэмпирического смысла — в восприятии Русского Севера как мифопоэтического пространства. Смысловое ядро Северного текста таит в себе «загадку русской жизни, русской истории, русской культуры, русской духовности, самой души России». Но это ядро дополняется смыслами с иной семантикой, противоположными по оценке, в том числе конкретно-историческими (место ссылки, каторги, мучений и гибели) и сакральными и мифологическими («край земли», «край света», «край в версте от ада», место страданий) [5]. На уровне поэтики цельность северного текста проявляется в повторяющихся сквозных мотивах и образах, в том числе архетипических, в единстве пространственно-временной организации произведений, в близости индивидуально-авторских восприятий Русского Севера. Актуальными параметрами для изучения севернорусского старообрядческого текста становятся локальные пространственно-временные координаты, топосы места и времени, система лейтмотивов и сквозных образов, а также конфессиональный фактор. Традиционные мотивы и топосы старообрядческой литературы — мотивы пути, испытания, поиска истинной веры, испытания и преображения, образы старообрядцев — стойких духом, гонимых, но сохранивших свое вероисповедание, — безусловно, являются элементом мифологизации старообрядческого сверхтекста, который складывается не только посредством произведений старообрядческой письменности, но и текстов переводной византийской и древнерусской литературы, переосмысленной последователями старой веры и включенной в круг чтения старообрядческого книжника. Обозначенные мотивы позволяют выделить старообрядческий сверхтекст на фоне других сверхтекстов на уровне жанровых, идейно-тематических и мировоззренческих координат, мотивов и образов.