Так называемый переход псл. *ky, *gy, *xy > k’i, g’i, x’i происходил в восточнославянских диалектах в древнерусский период, а также в части западнославянских языков, однако в некоторых из последних (например, в польском и нижнелужицком), он не затронул сочетания *xy. В настоящем докладе речь пойдет только о древних восточнославянских диалектах.
Причины и механизм древнерусского перехода остаются одной из интригующих и до сих пор не решенных проблем восточнославянский исторической диалектологии, хотя существует много попыток объяснить ее решение. Главная трудность состоит в том, что невозможно совместить в рамках одного процесса палатализацию заднеязычного (велярного) и изменение ряда следующего за ним гласного заднего ряда *у, т. е. трактовать переход ky, gy, xy > k’i, g’i, x’i чисто фонетически, как это делал А. А. Шахматов в «Очерке древнейшего периода истории русского языка» (1915) и некоторые его последователи например Н. ван Вейк [Wijk 1937]). Возникновение фонологии привело к появлению гипотез, объясняющих переход с фонологических позиций [Jakobson 1929/1962; Касаткин 1965; Тимберлэйк 1978] или комбинирующих фонологические и фонетические факторы (Р. И. Аванесов (1947), С. В. Князев [Князев 2006]), однако ни одна из них не представляется убедительной именно в фонологическом отношении.
После Шахматова почти все объяснения перехода ky, gy, xy > k’i, g’i, x’i — уже фонологические в своей основе — стремятся так или иначе учитывать состояние фонологической системы древнерусского языка соответствующего периода. При этом все они базируются на двух предположениях, обоснованность которых обычно не подвергается сомнению, а именно, что обсуждаемый переход является следствием возникновения корреляции согласных по твердости/мягкости и/или связанным с ним превращением в аллофоны одной фонемы прежде самостоятельных фонем /y/ и /i/. Однако оба эти предположения, в особенности второе, которое является ключевым, представляются весьма сомнительными, а основанные на них объяснения перехода ky, gy, xy > k’i, g’i, x’i – либо маловероятными, либо вовсе неубедительными.
Поскольку изменение ky, gy, xy > k’i, g’i, x’i не поддается объяснению как чисто фонетическое, но вместе с тем не может рассматриваться как результат возникновения корреляции согласных по твердости/мягкости и/или сопутствующей ей утраты фонематической самостоятельности /у/, следует предположить, что за ним скрывается несколько (как минимум два) внутренне связанных, но не одинаковых по своему механизму изменений, происходивших неодновременно. Можно предположить, что триггером для обсуждаемого «перехода» стали результаты и некоторые косвенные следствия праславянских палатализаций, прежде всего второй, которые привели к утрате сочетаний заднеязычных согласных с фонемой /і/ в большинстве древних восточнославянских диалектах (исключение – древний новгородско-псковский диалект).
Судя по всему, «переход» ky, gy, xy > k’i, g’i, x’i в русском языке был многоэтапной и многофакторной трансформацией, в рамках которой – если ее рассматривать как единый процесс – следует выделить три разных изменения. На первом этапе происходило синтагматическое фонологическое изменение – замена фонемы /y/ фонемой /i/: ky, gy, xy > ki, gi, xi, т.е. /y/ заменялось на /i/ после заднеязычных в конкретных словах, где были такие сочетания. Главным фактором этой замены было наличие синтагматической «пустой клетки», возникшей после второй палатализации. Раньше всего переход ky, gy, xy > ki, gi, xi происходил в протоукраинских говорах, в которых, как полагают многие историки языка, не сформировалось противопоставление палатализованных и непалатализованных фонем перед гласными переднего ряда /і/ и /е/, но достаточно последовательно осуществилась вторая палатализация. Показательно, что, как показывает материал памятников, в древненовгородском диалекте изменение ky, gy, xy > ki, gi, xi задержалось, видимо, именно потому, что в нем вторая палатализация не произошла и соответственно сохранились сочетания ki, gi, xi, т. е. не возникла синтагматическая «пустая клетка». На втором этапе произошло собственно фонетическое — аллофонное — изменение: автоматическая аккомодация заднеязычных согласных в новых сочетаниях к следующему за ними гласному переднего ряда /i/. В процессе этого изменения у /k, g, x/ появились палатализованные аллофоны [k’, g’, x’]. Третий этап «перехода» представляет собой парадигматическое изменение — фонологизацию этих палатализованных аллофонов и включение новых фонем /k’, g’, x’/ в мягкостную корреляцию.
Таким образом, трансформация /ky, gy, xy/ > /k’i, g’i, x’i/ в русском языке представляла собой три последовательно происходивших, но различных по своей фонологической сущности изменения: 1) фонологическое синтагматическое – замену фонемы /y/ фонемой /i/, что отражалась на письме; 2) аллофонное – аккомодацию заднеязычного к следующему за ним /i/, что на письме не отражалось; 3) фонологическое парадигматическое — фонологизацию палатализованных аллофонов заднеязычных и включение их в корреляцию по твердости/мягкости (на письме тоже не отражалось).
Литература:
1. Касаткин Л. Л. К истории задненёбных фонем в русском языке // Вопросы языкознания. 1965. № 2. С. 66–72.
2. Князев С. В. Изменение [кы, гы, хы] в [к’и, г’и, х’и] // Князев С. В. Структура фонетического слова в русском языке: синхрония и диахрония. М., 2006. С. 199–205.
3. Тимберлэйк А. К истории задненебных фонем в севернославянских языках // American Contributions to The Eighth International Congress of Slavists, Zagreb and Ljubljana, September 3–9, 1978. Vol. 1. Linguistics and Poetics. Ed. by Henrik Birnbaum. Columbus, Ohio. Slavica Publishers, Inc. 1978. P. 699–726.
4. Jakobson R. Remarques sur l'évolution phonologique du russe comparée à celle des autres langues slaves (1929 г.) // Jakobson R. Selected writings. I: Phonological studies. The Hague, 1962. Pp. 7–116.