Начало ХХ в. — время ускоренных семиотических процессов, нашедших отражение в радикальных художественных практиках. Необходимость их легитимации и осмысления приводит к изменению статуса института рефлексии внутри поля культуры, порождает интенсивный диалог эстетической теории и художественной практики. В субполе авангардного искусства программные декларации не менее, а часто более значимы, чем художественные тексты. «Футурист… тот, у кого теория искусства есть начало, причина и основание искусства» (Г. Шпет). Текст и метатекст располагаются в авангардном дискурсе на одном уровне. Как правило, манифесты выполняют прогностическую, катализирующую, программирующую функции. Опережая реальный литературный процесс, они моделируют возможные художественные миры, никак не ограниченные объективными законами, поэтому декларации зачастую оказываются более радикальными, чем их реализация в поэтическом творчестве. Футуристические манифесты ведут игру на границе текста и кода. Переключение из одной системы коммуникации в другую; совмещение разных дискурсов: научного, художественного, литературно-критического, философского; ослабленность логико-содержательной составляющей; установка на удивление, а не убеждение реципиента; эпатажность; эмоциональность; метафоричность — все это позволяет интерпретировать манифест и как авангардный текст, и как метатекст. Совокупность функций футуристических манифестов, включающая самопрезентацию, достраивание и структурирование эстетической системы, саморекламу, создание мифа поэтической школы и индивидуальных биографических легенд ее участников, управление вниманием читателя, свидетельствует о том, что футуристы преодолевают сложившиеся границы внутри гуманитарного дискурса: между литературой, критикой, филологической наукой.