XLVIII Международная филологическая научная конференция

Трансформация гомеровского героя Одиссея в немецкой литературе ХХ в.

Татьяна Александровна Шарыпина
Докладчик
профессор
Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова

201
2019-03-25
15:40 - 16:00

Ключевые слова, аннотация

Герой, антигерой, архетип, миф, интерпретация, трансформация, экзистенциальная ситуация.

Тезисы

Образ мужественного скитальца Одиссея становится ключевым для немецкой литературы ХХ в. Еще в 30-е гг. образ героя и мотив его скитаний использовался в антифашистской литературе в качестве емкого обобщения, символизирующего тяжкий путь немецких эмигрантов-антифашистов (А. Зегерс, И. Бехер). Рефлектирующий Одиссей Г. Э. Носсака (роман «Некийя» и новелла «Кассандра») относится к иному варианту прочтения этого многозначного образа, героика которого имеет в связи с философскими воззрениями автора иные основания. Писателя интересует сама экзистенциальная ситуация выбора, получающая в его произведениях ярко выраженную этическую окраску. Носсаковский Одиссей становится не героем, но «пастырем», постигнув ошибки забытого прошлого. Проблема выбора и ответственности человека за последствия своих поступков определяют поведение героев Ю. Брезана («Крабат, или Преображение мира») и Ф. Фюмана (радиопьеса «Тени» и «балет» «Кирка и Одиссей»). Названные интерпретации античного образа опираются на противоречивую трактовку этого героя в драме Г. Гауптмана «Лук Одиссея» (1912)), созданной автором в канун Первой мировой войны. Четвертое действие драмы Бото Штрауса «Итака» (1996), написанной после объединения Германии, так и названо — «Лук Одиссея». Публику и критиков шокировал финал пьесы, в котором не просто свершается возмездие, но кровь «многобуйных» женихов проливает ни в чем не сомневающийся, брутальный Одиссей, утверждающий право сильного на подобное массовое истребление. Возвращение Одиссея становится для драматурга одной из метафор возможного восстановления утраченной гармонии: государство, пережив кризис безвластья, возрождается с прихо­дом законного и сильного монарха. В данном контексте сказочный мотив «муж на свадьбе собственной жены», присутствующий в гомеровской «Одиссее», как бы заменяется иным, «возвращением государя», ставшим особенно популярным после выхода на экраны киноэпопеи «Властелин колец». В финале пьесы возникают ассоциации с Гит­лером и другими диктаторами ХХ в. — Пиночетом, Муссолини. То, что было простительно Г. Гауптману, позволившему своему Одиссею на сцене беспощад­ную расправу с женихами, автору, только предчувст­вовавшему в 1912 г. возможные катаклизмы ХХ в., в свете определенного исторического опыта представляется шокирующим и аморальным. Пьеса Бото Штрауса написана в реалиях иного времени (периода распада Югославии, со­бытий в Боснии, падения Берлинской стены), поэтому и следует разобраться, чем обусловлено появление подобного герой/антигерой и противоречивого и даже эпатирующего публику и читателя финала этого произведения под пером немецкого писателя-интел­лектуала, отнюдь не склонного к поэтизации насилия.