Задачи исследования заключаются в определении жанрово-видовых границ русского нуара: генезиса, вариантов его развития в кинематографическом и литературном пространстве; стратификации и форм художественного воплощения в современном искусстве. Другая проблема связана с постижением поэтики жанра, особенностей конструирования художественной модели, базовых эстетических принципов, позволяющих характеризовать нуар как условное концептуально-формальное единство. В современной массовой литературе нуар занял свою нишу. Материалом для анализа русского нуара стали сборники малой прозы «Москва нуар. Город исковерканных утопий» (2011) и «Петербург-нуар. Рассказы», включающие произведения В. Курицына, А. Хуснутдинова, А. Кивинова и др. В ходе исследования выяснилось, что генетически восходящий к харт-бойл-детективу, отечественный нуар не обладает четкими характеристиками, складывается под влиянием эстетики кино, традиций отечественного детектива, «чернухи» 1990 гг. Нуар как явление массовой культуры легко «мимикрирует», ориентируясь на эстетические запросы социокультурной среды: с одной стороны, произведения являются ее зеркалом, а с другой, позволяют оценить и даже спрогнозировать приметы социокультурной обстановки, психологической атмосферы, нормы жизни, принятые внутри того общества, которое делает подобный «социальный заказ». Жанровый анализ позволил выявить типологические характеристики нуара как особой художественной модели, в которой на первый план выходят такие характеристики, как атмосфера, специфические сюжетная схема и хронотоп, клишированная система образов, ассоциативный фон, интонационно-речевые характеристики. Русский нуар — амбивалентное явление. Его разоблачительный характер, желание показать действительность сквозь призму негатива, не пряча ее темных сторон, а напротив, нагнетая их в неограниченной степени, в определенной мере даже полезен: это попытка избежать глянцевания реальности. Но это разоблачение легко превращается в самоцель, не подсказывает точки опоры, не позволяет открывать смыслы, идеи, настроения и поведенческие установки, которые «от противного» формируют гармоничный образ в сознании читателя, дают ему систему важных ценностных ориентиров. Авторская ирония перерастает в цинизм, любовь заменяется эротической страстью, желание навести справедливость превращается в цепь кровавых убийств, роковая дама демонстрирует предельную алчность, жестокость: выступая в роли обольстительницы, она затевает страшную игру с героем, являющимся и преступником, и жертвой одновременно. Речевая стихия является способом овнешнения ситуаций, нарочитого приближения их к обыденной, но устрашающей, мрачной реальности, имеющей оттенок безысходности. Сюжеты произведений напоминают лабиринт и, как правило, завершаются ситуацией тупика.