Творчество австрийского романиста классического модерна Г. Броха (1886–1951, Broch) отличает стилистическое многообразие, этический пафос и склонность к эксперименту на стыке искусств. Идея синтеза искусств становится программой, которая объединяет разнообразные течения авангарда первой трети XX в. Брох особенно выделяет линию экспрессионизма, где эксперимент с формой всегда тесно связан с идеей этического перерождения человека. Поздний роман Броха «Смерть Вергилия» (1937–1945, «Der Tod des Vergil»), согласно комментариям автора, должен был стать синтезом лирического и музыкального начал. Исследовательская литература о Брохе указывает на его возможную ориентацию на опыт Дж. Джойса (1882–1941, Joyce), который Брох осмысляет критически. Так в тексте «Анна Ливия Плюрабелла» (1930, «Anna Livia Plurabelle») Джойс, по мнению Броха, осуществляет музыкализацию языка путем разрушения слова и превращения речи в звукоподражание. Для Броха такая «эзотерика» неприемлема. Он считает, что на этом пути искусство замыкается в сфере эстетики и отказывается от попыток этического воздействия на общество. В поисках собственного, иного, чем у Джойса, пути ориентиром для Броха могли послужить скорее музыкально-сценические эксперименты А. Шёнберга (1874–1951, Schönberg): выполненные в духе экспрессионизма монодрама «Ожидание» (1909, «Erwartung») и музыкальная драма «Счастливая рука» (1913, «Die glückliche Hand»; в Вене обе драмы впервые ставятся в 1924 г.), а также его оратории 1930-х гг., отсылающие к традиции церковного хорального пения.
Для Броха истинное слияние языка и музыки осуществляется в голосе. В «Смерти Вергилия» голос выходит на первый план. Текст романа — это своеобразная аудиостенограмма внутреннего голоса главного героя, его внутренний монолог в последние 18 часов его жизни. В романе представлена целая палитра антропоморфных звуков, разнообразных речевых реализаций и стилей: от криков боли, возгласов ликования, хохота, ругательств до декламации стихотворных строк, пения, шёпота и внутренней речи. Одним из центральных мотивов становится синестетический звукообраз многоголосой чащи, возникающий в сознании припоминающего, рефлексирующего, «вслушивающегося» поэта (Broch H. Der Tod des Vergil. FFM: Suhrkamp, 1976, S. 71). В ходе романа это многоголосие гармонизируется и сливается с голосом повествующей инстанции или самого языка. Последние часы жизни Вергилия — это поиски некоего «сверх-голоса». В итоге герой достигает состояния мистического просветления, в котором божественный голос говорит сквозь него, увлекая умирающего поэта в вечность, к истоку первого Слова.Таким образом, нам представляется плодотворной аналогия с жанром оратории, имеющим глубокую религиозную коннотацию и открывающим для романного жанра путь в сферу этики.