М. А. Булгаков использует сомнения, которые провоцировала Великая Французская революция 1789 г. в сознании европейской интелигенции, для того, чтобы деконструировать аткуальные в 1920-е гг. проекты создания «нового человека».
Опираясь на работы Снинозы, Канта и Шиллера, Булгакову удается не только обратить внимание на односторонность идеи революционного преображения человека без учета особенностей всегда конкретной и преимущественно социально обусловленной человеческой натуры, но и вступить в диалог с устоявшейся русской рецепцией Просвещения.
Вопреки традиционной рецепции Шиллера в России, согласно Д. Кречмару, приспособливавшей немецкого поэта и его эстетические статьи к доминантному просвещенческому идеалу, Булгаков активирует многогранного Шиллера, для того чтобы найти опору в сложной для него самого и всей литературы ситуации.
Настойчивость, с которой Булгаков в фантастическом тексте ставит вопрос об отношении отдельной личности и революции, индивидуальности и революции, а также соотнесение проблемы гуманности революции и последующего общественного порядка с идеями Просвещения, показывает, что писатель в данном случае выступает как современный автор и мыслитель, в творчестве которого конструкция и деконструкция идут рука об руку.